КЫТЧӦ ВОШИС БАЛЯЛӦН МУСКЫС? КУДА ПРОПАЛА ПЕЧЕНЬ ЯГНЁНКА?
Ӧтчыд Иисус ветлӧдліс му кузя ӧтнас. Коркӧ ӧтчыд шыӧдчис сы дінӧ ӧти шландайтысь зон: Однажды Иисус странствовал по земле один. Как-то раз к нему обратился один паренёк, бездельник порядочный:
— Дядьӧ! Босьт менӧ кесйылӧсӧн, нэм чӧж тэ вылӧ понда уджавны. — Отец! Возьми меня на работу, буду тебе служить до самой смерти.
— Ладнӧ, медым тэ ногӧн лоас, — шуис сылы Иисус, да водзӧ найӧ мӧдӧдчисны нин ӧтлаын. — Ладно, будь по-твоему, — сказал ему Христос, и дальше они уже вдвоём продолжали путь.
Мунӧны найӧ луд вывті, Иисус и шуӧ кесйылӧсыслы: Идут они так по лугу, и говорит слуге Иисус:
— Зонмӧ, со эстӧн ыжъяс йирсьӧны, а меным сёйны нин окота. Ыж видзысьыс кӧ узьӧ, тэ сійӧс эн садьмӧд, медым чӧскыда узьӧ. Сьӧмным ӧд миян абу. Ветлы сэтчӧ да кут ӧти мичаник баляӧс: ми сійӧс начкам да пражитам. — Вот что, парень! Вон там стадо овец, а мне уж и есть захотелось. Если пастух спит, ты его не буди, пусть спит себе праведным сном. Ведь денег-то у нас нет. Пойди туда, поймай одного хорошего барашка: мы его разделаем и зажарим.
— Ой, ме, дядьӧ, ог мун! Ме некор на нинӧм эг гусявлы, торъя нин ыжъясӧс. — Ой, я, отец, не пойду! Я в жизни никогда ничего не крал, а тем более овец!
— Ладнӧ, кесйылӧсӧй, ачым ветла да вая сійӧс, а тэ ветлы сиктӧ да кор йӧзыслысь нянь да сов. — Ну, ладно, слуга, пойду я и принесу его, а ты тем временем сходи в деревню и попроси у людей хлеб да соль.
— Ме, дядьӧ?! Ог, ме ог мун! И менам батьӧй эз вӧв ни гусясьысьӧн, ни корысьӧн! И ме ог ло! — Я, отец? Нет, не пойду я! И отец мой не был ни вором, ни попрошайкой. И я таким не стану!
Но мый вӧчны? Иисусыд ачыс муніс: кутіс госа баляӧс да вайис. Шуӧ кесйылӧсыслы: Что ж, пошёл Иисус сам: поймал жирного ягнёнка и принёс его. Говорит он слуге:
— Менам няньла да совла ветлігкості начкы тайӧ балясӧ, бипур мичаа песты, медым яйыс бура пражитчис. — Пока я схожу за хлебом и солью, разделай этого ягнёнка, разведи хороший костёр, чтобы барашек поскорее зажарился.
Иисус муніс сиктӧ. А кесйылӧсыс уджӧ кутчысис, пондіс балятӧ кульны. Сэсся бипур пестіс. Перйис балялысь муссӧ, пражитіс дай сёйис. Иисус пошёл в деревню. А слуга принялся за работу, начал разделывать ягнёнка. Потом костёр развёл. Вынул он печень ягнёнка, зажарил её и съел.
Кор Иисусыд бӧр воис няньӧн да солӧн, сійӧ видзӧдліс гӧгӧр да некытысь эз аддзы балялысь муссӧ. Когда Иисус возвратился с хлебом и солью, он огляделся вокруг и нигде не увидел печени ягнёнка.
— А кӧн нӧ балялӧн мускыс? — юалӧ Иисусыд кесйылӧсыслысь. — А где же его печень? — спрашивает он у слуги.
— Кутшӧм мус? — шензьӧ кесйылӧс. — Ме некор эг кывлы, медым балялӧн мус вӧлі. — Какая печень? — удивился слуга. — Я никогда не слышал, чтоб у ягнёнка печень была.
— Кыдз нӧ! Дерт, эм сылӧн мускыс, кыдзи быд пемӧслӧн. Веськыда висьтав, мый пражитін сійӧс да сёйин. — Да как же это? Конечно, есть у него печень, как и у всякого животного. Скажи просто, что ты её пожарил и съел.
— Ме? Кыдз нӧ ме сійӧс верми сёйны, сійӧ кӧ збыльысь эз вӧв! — Я? Как же я мог её съесть, когда её вообще не было!
— Но виччысьлы! Со туйӧд мунӧны кык морт, паськӧм сертиныс тыдалӧ, мый найӧ начкысьяс. Найӧ и висьталасны, эм-ӧ балялӧн мускыс. — Ну, погоди! Вон по дороге идут два странника, по одежде видно, что они мясники. Вот они и скажут, есть ли у ягнёнка печень или нет.
— Мый кӧсъясны, медым и висьталасны. Батьӧй менам скӧт видзысьӧн жӧ вӧлі да, некор ме эг кывлы, мый балялӧн мус эм. — Пусть говорят, что хотят. Мой отец тоже пастухом был, но я никогда не слышал, что у ягнёнка есть печень.
Буретш сійӧ кадӧ матыстчисны мунысьяс. Тем временем подошли странники.
— Бур йӧз, сувтлӧй здук кежлӧ! — шыӧдчис на дінӧ Иисус. — Ті, видзӧда да, паськӧмныд серти начкысьяс. Сідзкӧ, висьталӧй миянлы, эм-ӧ балялӧн мус. — Постойте минутку, добрые люди! — окликнул их Иисус. -Вы, как я вижу по одежде, мясники. Тогда скажите нам, есть ли у ягнёнка печень.
— Да, ми начкысьяс, ми тӧдам, мый балялӧн эм мус, кыдз и мукӧд пемӧслӧн. — Да, мы мясники и знаем, что у ягнёнка есть печень, как и у всех других животных.
— Но, кесйылӧсӧй, кылін? — юаліс Иисус. А кесйылӧс бара пыксьӧ, пыр ӧтитор дольӧ: балялӧн мускыс пӧ эз вӧв. — Ну, парень, слышишь? — спросил Иисус. Но слуга всё упорствовал, всё твердил и стоял на своём: у ягнёнка ни грамма печени не было.
Ӧти кывйӧ сідз найӧ эз и воны дай разӧдчисны: начкысьяс асланыс туйӧд, а Иисус кесйылӧсыскӧд — ас туйӧд мӧдӧдчисны. Так к единому слову не пришли да и разошлись: странники пошли своей дорогой, а Иисус со слугой — своей.
Коркӧ-некоркӧ кыліс Иисус, мый ӧти озыр мортлӧн ёна висьмӧма нылыс. Найӧ и мунісны сэтчӧ. Иисусыд шуис, мый сійӧ ӧти лунӧн бурдӧдас нывсӧ. Сӧмын колӧ вӧчны сёйысь ичӧтик керка, медым ни ӧшинь, ни ӧдзӧс керкаас эз вӧв. Пытшкас пач тэчны. Пачас би колӧ пестыны, да сідз ломтыны, медым эськӧ ортсысяньыс вӧлі сэтшӧм жӧ шоныд, кыдзи и керка пытшкас. Как-то прослышал Иисус, что у одного богатого человека очень сильно заболела красавица дочь. Вот они и пошли туда. Иисус сказал, что за один день он вылечит девушку. Надо лишь построить из кирпича маленький домик, выложить печь, но в домике не должно быть ни дверей, ни окон. В печи нужно развести огонь, да такой, чтобы снаружи было так же тепло, как и внутри домика.
Кыдзи вӧчисны керкасӧ, пыр и пуктісны лабич вылӧ висьысь нывтӧ. Иисус кыскис паськӧм увсьыс палаш да шуис кесйылӧсыслы: Как только построили домик, сразу же на лавку положили больную девушку. Иисус достал из своей мантии палаш и сказал:
— Но, кесйылӧсӧй, керав нылыслысь юрсӧ! — Ну, слуга, отруби этой девушке голову!
— Ме, дядьӧ, ог керав нывлысь юрсӧ, батьӧй менам эз вӧв морт вийысьӧн, ни ме ог ло! — Я, отец, не стану рубить голову, потому что и мой отец не был палачом, и я им не буду!
— Ладнӧ, кесйылӧсӧй, керала ме юрсӧ ачым, — и ӧти ӧвтыштӧмӧн керыштіс нывлысь юрсӧ. А сэсся шыбитіс шойсӧ ломтысьысь пачӧ, и нылыд сотчис сэні пӧимӧдз. Сэсся Иисусыд босьтіс пачсьыс неуна пӧимсӧ, торъя нин сійӧ пӧимсӧ, коді коли сьӧлӧмсьыс. Буситыштіс ки пыдӧсас, неуна сьӧлалыштіс дай шуис: — Ладно, слуга, отрублю голову я сам. — И вот одним взмахом Иисус отрубил девушке голову, а потом бросил тело в горячую печь, и оно сгорело там дотла. Лишь зола осталась. Тогда Иисус взял из печи чуть-чуть золы, как раз той золы, где было сердце девушки. Посыпал он её себе на ладонь, поплевал и сказал:
— Чеччы да мун! — Вставай и иди!
И нылыд ловзис, лоис сизим пӧв мичаджык вӧвлӧм сертиыс. И вот девушка ожила, стала в семь раз краше, чем прежде.
Тайӧс ставсӧ Иисусыдлӧн кесйылӧсыс аддзыліс. Ас кежсьыс мӧвпалӧ: ме пӧ ӧні и ачым верма тадзтӧ вӧчны, сідзкӧ, ачым верма лоны татшӧм жӧ бурдӧдысьӧн. Сэсся и шуӧ Иисусыдлы: Всё это наблюдал слуга. Подумал он, что и сам уже научился этому мастерству. Значит, и из него уже может получиться такой доктор. Вот он и говорит Иисусу:
— Дядьӧ, ог кут сэсся ме тэныд служитны. Тэ менӧ то гусясьны велӧдан, то мортӧс вины. Вай менсьым сьӧм пайӧс да муна ме ас туйӧд. (Ме ӧд вунӧді висьтавны, дона лыддьысьысьӧй, мый Иисусыд босьтчис висьысь нывтӧ бурдӧдны куимсё форинтысь). — Ну, отец, не буду я у тебя больше служить: то ты меня воровать учишь, то убивать. Отдай мне мои деньги, и пойду я своей дорогой. (Я ведь забыл сказать, дорогой читатель, что Иисус за триста форинтов взялся вылечить больную девушку.)
— Ладнӧ, сета ме тэныд сьӧм, — шуӧ сылы Иисусыд, — висьтасян кӧ, мый тэ сёйин балялысь муссӧ. — Ладно уж, дам тебе денег, — говорит ему Иисус, — если признаешься, что ты съел печень ягнёнка.
— Да, эг ме сёй, дядьӧ, муссӧ! Эз вӧв мускыс баляыслӧн да! — Да не ел я, отец, печени! Не было же печени-то у ягнёнка!
Но Иисусыд век жӧ сетіс кесйылӧсыслы сылысь пайсӧ, да зонмыд муніс аслас туйӧд. Однако Иисус всё же отдал слуге его долю, и тот пошёл своей дорогой.
Кыліс ӧтчыд миян зонным, мый ӧти озыр мортлӧн ёна висьмӧма ӧтка нылыс. Локтіс сэтчӧ зонмыд, висьтасис бурдӧдысьӧн, шуис, мый ӧдйӧ бурдӧдас нывсӧ, мый вермасны сылы эскыны. Сэсся тшӧктіс (кыдз коркӧ аддзыліс Иисуслысь), медым вӧчисны сёйысь ӧшиньтӧм да ӧдзӧстӧм ичӧтик керка. Пачсӧ тшӧктіс ломтыны пескӧн, да сідз, медым эськӧ ортсысяньыс вӧлі сэтшӧм жӧ шоныд, кыдзи и керка пытшкас. И прослышал парень, что у одного богатого человека очень сильно заболела его единственная дочь. Вот и пошёл он туда, выдал себя за лекаря и сказал, что он вылечит девушку, что на него можно положиться. Приказал он, чтобы из кирпича построили маленький домик, но чтоб без окон и дверей, как когда-то видел у Иисуса. Печь же велел натопить дровами, да так, чтобы и снаружи было так же жарко, как и внутри дома.
Кодыр ставыс лои дась да зонмыд колис ӧтнас нылыдкӧд, сійӧ кыскис пась увсьыс палаш, ёсьтіс сійӧс дай вундіс нылыдлысь юрсӧ. Сэсся койыштіс нывлысь шойсӧ ломтысьысь пачӧ. Нылыд весь и сотчис. Когда всё было готово и лекарь остался наедине с девушкой, он вытащил из-под тулупа палаш, наточил его и отрезал девушке голову. Потом бросил он девушку в горящую печь. Там девушка и сгорела дотла.
А зонмыд сэсся босьтіс гормӧдчан да, кыдзи аддзыліс Иисусыдлысь, кыскис пачсьыс неуна пӧим. Пуктіс ки пыдӧсас, неуна сьӧлалыштіс дай шуис: Затем лекарь взял кочергу и, как видел это у Иисуса, выскреб немного пепла из печи. Положил этот пепел себе на ладонь. Поплевал чуть-чуть и сказал:
— Чеччы да мун! — Вставай и иди!
Видзӧдӧ, видзӧдӧ сійӧ, а нылыд оз кыпӧдчы. Бара пуктіс сійӧ пӧимтӧ ки пыдӧсас, бара сьӧлалыштіс дай шуис: Смотрел он, смотрел, но девушка не появилась. Снова положил он пепел на ладонь.
— Чеччы да мун! Но девушка по-прежнему не появлялась.
А нылыд бара оз чеччы. Коймӧдысь бара ставсӧ вӧчис зонмыд — а нылыд сідз эз и ловзьы. Ёна и повзис миян бурдӧдысьыд! Бара, тіралӧмӧн нин, кураліс пачысь пӧим. Пуктіс ки пыдӧсас, сьӧлалыштіс да шуис: То же самое он проделал и в третий раз, но девушка так и не ожила. Ох, не на шутку испугался наш лекарь! Снова полез он в печь выгребать золу. Положил он снова её на ладонь, поплевал и сказал:
— Чеччы жӧ, урӧд! Ӧд кутасны менӧ! Чеччы, сё мокасьтӧй! Ӧд ӧшӧдасны менӧ, он кӧ ловзьы! — Вставай же ты, свинья, ведь схватят меня! Вставай же ты, скотина, ведь меня повесят, если ты не воскреснешь!
Но нылыд сідз эз и ловзьы. Вошис и пӧимыс... Но девушка так и не ожила. Исчез и пепел.
А нылыдлӧн батьыс пондіс нин майшасьны: мый сы дыра вӧчӧ сэні бурдӧдысьыс? А хозяин тем временем уже тревожиться начал: что же так долго там делает лекарь?
Ыстіс месайыд ассьыс кесйылӧссӧ, но ичӧтик керкаас, бурдӧдысь кындзи, некод эз вӧв. Висьталіс та йылысь кесйылӧс месайыслы, пырисны найӧ сёйысь вӧчӧм керкаад дай кутісны бурдӧдысьтӧ. Кисӧ кӧрталісны. Сэсся аддзисны палашсӧ, кодӧн нывлысь юрсӧ вундӧма. Петкӧдісны найӧ мыжа морттӧ да ёрдӧ сетісны. Ёрдыд шуис бурдӧдысьтӧ вины, релльӧ ӧшӧдны. Послал хозяин своего слугу, но тот в домике никого не нашёл, кроме лекаря. Рассказал об этом слуга своему хозяину, вошли они в домик и схватили горе-лекаря. Скрутили ему руки. Потом нашли у него палаш, которым он отрубил девушке голову. Выволокли они виновника и передали в руки закона. Суд же приговорил его к смерти, повесить!
Вайӧдісны рель дінӧ да кӧсйисны нин ӧшӧдны. Друг зонмыд корис нӧшта ӧтчыд, медбӧръяысь, видзӧдлыны гӧгӧр. Сетісны сылы медбӧръя позянлун. Видзӧдӧ-видзӧдӧ сійӧ гӧгӧр дай аддзӧ: вӧвлӧм месайыс сылӧн сы дінӧ мышкӧн сулалӧ. Мыжаыд горӧдіс: Подвели его к виселице и уж собирались повесить. Но вдруг он попросил разрешения ещё раз, в последний раз, посмотреть вокруг. Ему это разрешили. Смотрит, смотрит он вокруг и видит: Иисус стоит к нему спиной. Закричал преступник:
— Пет, дядьӧ, да отсав меным, он кӧ ӧд, ӧшӧдасны менӧ пырысь-пыр! — Выйди, отец, и помоги мне, а то меня сейчас повесят!
Иисусыд корис, медым сетісны сылы позянлун матыстчыны мыжа дінӧ. Иисус попросил разрешения подойти к виновному.
— Дядьӧ, ми ӧд тӧдам ӧта-мӧднымӧс: ме тэныд отсаси, тэнӧ видзи-дӧзьӧриті, а ӧні тэ менӧ мезды! — Отец, мы же знаем друг друга: я помогал тебе, охранял тебя, а теперь ты спаси меня!
— Нолы, виччысьлы, — шуис Иисус, — тэнад сьыліад гез, сідз ӧд? — Постой-ка, — сказал Иисус Христос, — у тебя на шее верёвка, правда ведь?
— Сідз, сідз, дядьӧ! Ӧд ӧшӧдасны, он кӧ меным отсав. — Да, да, отец, вот и повесят же, если не поможешь мне.
— Виччысьлӧй, — шыӧдчис Иисус ёрд дінӧ, — мылыштӧй тайӧ мортсӧ. Ме ловзьӧда нылӧс. Но коді нӧ сёйис балялысь муссӧ? — Погодите, — обратился Иисус к суду, — простите вы этого человека. Я воскрешу ту девушку. Но кто же съел печень ягнёнка?
— О, вердысьӧй дай енмӧй, да ӧд эз вӧв баляыслӧн мускыс! — О, святая Троица, да не было у ягнёнка печени!
— Ладнӧ инӧ, — шуис Иисус, — мунам мекӧд! — Ну, ладно, — сказал Иисус, — пойдём отсюда!
Пырисны найӧ сёйысь вӧчӧм ичӧтик керкаӧ. Иисусыд пырысь-пыр сюйис кисӧ пачӧ, кыскис неуна пӧим, пуктіс ки пыдӧсас, сьӧлалыштіс да шуис: Пришли они вместе в маленький кирпичный домик. Иисус сразу же сунул руку в печь, нашёл немного золы, положил на ладонь. Потом поплевал и сказал:
— Чеччы да мун! — Вставай и иди!
Сійӧ жӧ здукас бать-мам нимкодясьӧм вылӧ нывныс чепӧсйис, да ӧд на и сизим пӧв мичаджык вӧвлӧмсьыс дай дзоньвидза! И в тот же миг на радость родителям явилась девушка, да в семь раз краше прежнего и, главное, здоровая.
Лэдзисны миян бурдӧдысьяснымӧс, нӧшта на куимсё форинт мынтісны — ӧд стӧч та мында корліс медводдза бурдӧдысь ныв бурдӧдӧмысь. Отпустили наших лекарей с честью и достоинством, заплатили им триста форинтов — ведь именно за эту плату лекарь обещал вылечить девушку.
Иисус матыстчис пызан дорӧ да мӧдіс юкны сьӧмсӧ куим пельӧ. А вӧвлӧм кесйылӧсыс шензьӧмӧн видзӧдӧ-видзӧдӧ, сэсся кутчысьныс эз нин вермы дай юаліс: И вот Иисус подошёл к столу и начал делить деньги на три части. А бывший слуга всё смотрел да смотрел, наконец, не выдержал и спросил:
— Мый тэ ӧні вӧчан, дядьӧ?! Ми ӧд сӧмын кыкӧн! Тэ юклан сьӧмнымӧс куим пельӧ, а он кык пельӧ! Кодлы лоӧ коймӧд юкӧныс? — Что ты сейчас делаешь, отец? Ведь нас всего лишь двое! Ты же на три части делишь деньги, а не на две! Кому третья часть?
— Со тайӧ юкӧныс менам, нывсӧ ме бурдӧді да. — Вот эта горстка денег моя, поскольку я вылечил девушку.
— А мӧдыс? — А вторая?
— А тайӧ тэныд юкӧн, тэ босьтчин бурдӧдны нывсӧ да. — Это твоя часть, поскольку ты взялся вылечить девушку.
— А коймӧдыс? — А третья?
— Коймӧдыс... лоӧ сылы, коді сёйис балялысь муссӧ. — Третья?.. Будет тому, кто съел печень ягнёнка.
— Батьӧ! — горӧдіс пӧръясьысьыд. — Збыльысь, вердысьӧй дай енмӧй, тайӧ ме сёйи балялысь муссӧ, кор тэ ветлін сиктӧ няньла да совла. — Отец! — громко вскрикнул обманщик. — Честное слово, во имя святой Троицы, это я съел печень ягнёнка, пока ты ходил в деревню за хлебом и солью.
— Со-о-о мый! Тэ кӧ сёйин сійӧс, туйыд тэнад ӧні адӧ, адса биӧ. — Во-о-от как! Если это ты съел её, то дорога тебе теперь в ад, в вечный огонь!
И сійӧ жӧ здукас став йӧзыслӧн син водзас антусъяс ӧдйӧ кыскисны пӧръясьысьӧс адӧ. В тот же миг у всех на виду черти быстро унесли лжеца в ад.
Комиӧн гижис
Манова Надежда
Рочӧн